да, зачётно

прочитал ожидаемый дамагин коментарий, прочитал до кучи иго подпись...
занастальгировал и включил иксплоитед!
хотя no justice no peace fuck the police может и не они поют, но цуко похоже B)

Пра философию!
Иммануил Кант проснулся от тяжелого скрипучего храпа. Храп исходил откуда то снизу и, казалось сейчас расколет на несколько равных частей его умную голову. Смерть мозга от храпа- чрезмерная жестокость – подумалось Канту.
- Зато люди увидят, мой мозг, - прохрипел он, приподнялся на локте и…. тут же грохнулся на пол с весьма большой высоты.
- Ну что же это такое… Что это за мистические падения?- он потер ушиб, ударил ногой в стоящую перед ним кровать с огромным балдахином (он готов был поклясться своим любимым персиковым жабо - вчера вечером кровати не было)
Лежащая на полу, снятая со стены шкура медведя начала ерзать, стонать, и ругаться. Затем шкура раскинула лапы, нутро обнажилось, и на свет показался вчерашний собутыльник, старый добрый друг Иоганн Бах…
- Моня? Оооох…. Ну и вонь…. поссать бы…. Пиво где? Ты вчера обещал пиво – хриплым голосом спросил Бах.
- Я обещал? Позвольте, уважаемый Иоганн Себастьянович, я не помню как я оказался на балдахине этой кровати, и вообще я не спрашиваю, откуда она здесь взялась и заметьте, даже не утруждаю вас вопросами о мистической природе происхождения обладательницы чудного Баса-профундо, сопровождавшего наш сон всю ночь…., а вы говорите пиво..

Вдруг дверь отворилась, и на пороге появился слуга Иммануила Канта - Гюнтер с бочонком пива в руке и солеными гренками на подносе. Но не это поразило Канта больше всего:
- Так. – Иммануил поморщился, долгая ругательная речь с первого раза не могла вырваться через хоть и умную, но чрезвычайно больную голову.
- Так…- Слуга поставил бочонок на резной дубовый стол, предварительно расчистив его от всяческих париков, кальсонов и прочих предметов туалета.
- Так…. Гюнтер…. – все же начал Кант, - признавайся – откуда у тебя мое любимое жабо.
- Вы вчера мне сами его вручили, приказав на утро заказать бочонок баварского эля.
- Нет, нет. Нет не может быть. – Кант крутил головой и морщился, хотя уже начал предпринимать попытки подняться и двинуться в сторону бочонка. – А из чего пить –то?
Кант, не смог перебороть гравитацию и как тяжелый бурдюк плюхнулся обратно на пол, корчась и стоная.
- Будь этот Ньютон проклят…
- А мне на Ньютона насрать, - сказал Бах, и в одних кальсонах, на цыпочках проковылял к бочонку, - ловко выдернул пробку и принялась лакать, сопровождая процедуру хищным рыком. Затем, пролив изрядное количество пива на пол, захлопнул пробку и сел рядом с неподвижным Кантом.
- Ты вчера у Фридриха-то чудил, брат. Ой чудил!
- А, да! Кстати. Ничего не помню, что он сказал про мой трактат? Первая часть прошла успешно?
- В целом одобрил, попросил побольше научных терминов… а то что это за трактат «Без бухла и баб – жизнь говно». Сегодня в пять к нему на прием.
- Дай бочонок.. - Кант жалобно обратился к слуге, горделиво выпячивавшем новое жабо персикового цвета, -Гюнтер, кружку дай… И ради Бога, кто эта фройлян?
- А это Герцогиня Брюгельштадт. Мы ее звали Брунгильдой. Она какой-то там член королевского академического союза… не помню тоже. Нам ее дали для завершения твоего трактата.

Кант выпил кружку пива залпом, смачно рыгнул, одел парик, потер щетину, и в упор посмотрел на храпящую диву.
- А как она сюда то попала да еще с кроватью.
- Король Фридрих приказал ей быть свидетелем всех ваших опытов. Та говорит, раз так, тащите сюда мою кровать! Нажралась, прям как по учебнику – ну… по первой главе – про бухло…. Вызвала слуг, орет я буду спать здесь, и ткнула пальцем вот сюда.
- И что?
- Тащили эту махину … С Блюменштрассе…
Одев другое жабо поверх малинового сюртука на голое тело Кант сказал:
- Во исполнения указа его императорского величества приказываю тебе Гюнтер подготовить мой трактат к внесению туда изменений, готовь перо, чернила, всякое такое… Пошел вон, короче…. иди за шнапсом. И кстати, тебе это жабо идет, как мне…. – Кант не мог придумать сравнение… Сказывалась общая усушка мозга.
Гюнтер скрылся.
- Да сделай же ты что-нибудь! Музыкант! – вдруг заорал Иммануил, - Ну какие могут прийти философские мысли в голову, если под ухом грохочет эта туша.
Туша хрякнула два раза, поерзала, затем продолжила свою монотонную партию.
- Мне б орган…
- Вон бутылок сколько, делай себе орган!
- Точно – смотри! Дай мне… швабру….веревку … и ладно сейчас сделаем.
Через несколько минут кропотливых стараний Бах сидел на стуле напротив швабры, приделанной горизонтально к полкам книжного шкафа и шарахал ложками по полупустым бутылкам, привязанным к швабре.
- Иц э фа-йнал каунтдаааууун! Ви ливин туге-ээзер!- орал Бах, безумно лупя ложками по бутылкам.
- А что, неплохо! – Кант стал припевать… - Сам придумал?
- Да тока-что. Столько всякой хрени в бошку с похмела лезет, все равно протрезвею, забуду. О.О! Заерзала!

Туша большой фройляйн сначала зашевелилась, затем глаза ее распечатались. Зрачки медленно окинули весьма засранное помещение, и тут она увидела сидящих Канта с Бахом.
- ААААААААААААААААА! О майн Гот!! Мужчины, какой срам! Петти!Петти!
Влетела какая-то молоденькая девчонка, скромно и бесцветно одетая – служанка стало быть, смекнули друзья.
- Откуда это все? Меня сейчас же в больница. Шок почти смертельный я погибаю – орала Брунгильда, - Здесь мужчины, а я почиваю.
- Вы сами распорядились нести кровать сюда Герцогиня.
- Толстуха прикрылась подушками, привстала, еще раз посмотрела на мущщин:
- И что же вы намерены предпринять?- тихо спросила толстая герцогиня.
- В пять у Короля на совете. С второй частью трактата, про баб… – с грустью сказал Кант, и аккуратно поинтересовался, - а вы еще в своих юбках?
- Разумеется.
- Значит так. Для полного и всестороннего философского изучения мы должны произвести познание вашей пизды.. Вы тут раздевайтесь, оголяйтесь, но чтобы все было готово через… скажем полчаса.
- Как вы смеете называть ее так! – возмутилась Брунгильда…
- Да, да…- добавил Бах, - король тоже просил по-научней.
- Смилуйтесь, не хватит этого времени. – Пропищала служанка Пэтти - и как бы извиняясь, уставилась в пол, - там восемь юбок, семь подьюбников, и девять каркасов. На каждом по двадцать четыре застежки….
- А как же вы дома то… Нихрена не пойму….
- Четверо нас дома, гораздо быстрее справляемся.

Молчавший и тупо глядящий до этого на перевернутый комод Кант вдруг вскочил:
- Слушай, как тебя… Пэтти! Ну-ка признавайся - сколько юбок у тебя?
- Две…
- А ну снимай прямо при нас.
- Ну что вы я ведь девушка еще, мне никак нельзя… Да и не ухожена я, мне не положено.
- Снимай, кому говорят, именем его королевского величества! - Кант поднял руку с кружкой как с мечом, - Мы что тебе здесь в бирюльки играем? Мы трактат защищаем перед академическим советом Короля.
- - Все, именем короля- продолжил Кант, – меняю субъект исследований на более доступный при прочих равных. На трактате это никак не отразится.
- Фи… Мне же лучше… только покиньте комнату, и занимайтесь изучением там, - перевернулась на другой бок Герцогиня Брунгильда и обиженно выкусила нижнюю губу.

Все втроем вышли в другую комнату, Бах с Кантом сели в кресла, а за ними, стыдливо раздевался новый субъект философских познаний.
Пэтти медленно сняла свою холщевую курточку, и начала расстегивать булавки, на которых держались ее юбки. Через минуту, сгорая от стыда, прижав голову к груди она появилась перед взором великого философа.
- Мать моя! – Вскрикнул Кант. Да там не прокопаешься…. Ну и заросли… Тьфу-ты… Шило на мыло.
- Позвольте спросить, мой ученый друг, - озадаченно спросил Бах, - эта штука, ну как там ее, пизда, короче, за неимением другого определения… Она там в дебрях…
- Что ты говоришь…- Передразнил его Кант.
В этот момент в квартире появился Гюнтер все также гордо выпячивающий грудь с жабо. В руках он держал две бутылки, запечатанные сургучом.
- Э…. куда…. Ставить… - Промычал он, взгляд намертво прилип к юным прелестям субъекта философии и отвисшая челюсть обнаружила кривые желтые зубы.
- Ставь на пол и иди отсюда. Иж уже навострился! – сказал Бах.
- О! Придумал! Блин , Бах, ну я башка! – Кант резко вскочил и заорал в прихожую, - Гюнтер, божественный мой, счастливый обладатель нового жабо! Ну-ка, брадобрея сюда! Быстро!
- Бах поперхнулся пивом.

- Пэтти уже освоившись перед мужчинами, поняв что имеет сумасшедшую, единственную в жизни возможность поучаствовать в философских опытах с самим Королем, с удовольствием выполняла все приказы Иммануила.
- А ничо, фигура…. худовата, но… молодость…. Мяска не хватает… Нарастет.
Кант взял ее за руку, подвел к креслу с высокими ручками и велел сесть, заложить ноги на эти самые ручки. Пэтти села, раскинула, уже не секунды не стыдясь, ноги. Слегка пахнувший от утренней работы мох не мог сбить Канта с мысли.
Он схватился за подбородок сел на корточки прямо напротив сгустка волос Пэтти. Бах все это время наблюдал за ними и лишь тихо, без бульков закреплял философский опыт, полученный от первой части трактата.
Вдруг Кант поднял на Пэтти глаза, которой, чего скрывать, было приятно такое пристальное и близкое внимание мужчины, она даже стал чуть поигрывать бедрами. И тихо спросил…
- Она же в тебе?
- Кто… Она? – растерялась Пэтти.
- Ну… то откуда мы все вышли.
- Ну да. Во мне…
Кант резко вскочил подбежал к Баху, выхватил бутылку, сделал огромный глоток:
- Я гений, мать твою… - тихо сказал он… - Я гений, пиздец какой! Слышь, ты музыкантишка, мне памятники ставить будут! Я знаю как называется та хуйня, которую вы все усиленно не хотите называть пиздой!
Он опять сорвался и побежал к Пэтти.
- Вот это, - он резко и сильней раскинул ей ноги, та даже вскрикнула, больше от неожиданности, - вот это, - Кант стал пальцами пробиваться сквозь заросли, - вот это вот!!!, - он уже разгладил волосы так, что с расстояния отчетливо была видна порядком отсыревшая щель, - так вот это вот, дорогой мой Бах, называется «вещь в себе»!

- Итак! – торжественно сказал Кант, приспуская понталоны, введем новое понятие….
Понятие ввелось быстро и к обоюдному удовольствию оставалось на пути познания «вещи в себе» и на обратном пути еще некоторое время, пока не пришлось сделать окончательный вывод.
Пэтти с горящими глазками и ярким румянцем тяжело дышала. Когда пришел брадобрей. Увидев предстоящую работу он чуть было не убежал хватаясь за лицо. Только окрик «плачу по тройному как за усы…» остановил его. Хоть Кант и не носил усов, был очень доволен работавшей мыслью.
Пэтти без зарослей оказалась похожа на свежее срубленную ивовую ветвь гладко оструганную, кожа и цвет точно передавали все природное в ней, все молодое.
«Не до поэтики» подумал Кант и принялся строчить трактат.
Бах сел за свои бутылки и ненавязчиво затянул: «Естэдэээээй… Он май трабл сим соу фаааар эвэй»… и легонько выстукивал нотки из своего мини органа.
***
- Ваше Высочество – Кант помпезно поднял бокал, хотя итак уже успел набраться более чем прилично. В другой руке у него находилась маленькая черная указка. Бах сидел где-то в стороне в кресле, чуть дремал, Брунгильда, списанная как неудачный образец для исследований, сидела поодаль на высоком королевском стуле.
Пэтти была подготовлена и повязана в один светлый плед, на подобие шали. Ученый совет – человек пять в длинных париках, неизменно черных лосинах и разномастных бантах на туфлях по-немецки демонстрировали выдержку.
Зал, в котором располагался ученый совет был богат и просторен. Количество свечей, освещавших зал не смог бы сосчитать даже известный математик Гаусс. Он смог бы их всех собрать, продать и жить остатки дней своих безбедно.
Король держал в руках мятый, сильно потертый трактат.
- Итак Ваше высочество! Он сделал Па, потом ловкий реверанс, чуть не упал… - Представляю Вам исправленный вариант философского трактата, принадлежащего перу Вашего слуги, в несколько измененном наименовании, которое было Вами отвергнуто по чрезвычайно правильным…
- Ближе к делу, - сказал Король, - Сейчас лучше… «Критика трезвого образа жизни». Но все равно… надо научней….
- Поправим, ваше Величество!!! Мы изучили вчера первую часть трактата, надеюсь голова не у кого не болит…, а сейчас: Часть вторая – познание «вещи в себе»!
Академики неуклюже прибоченились, дабы лучше разглядеть, что за мысль предлагает им этот мыслитель.
Пэтти живо выскочила перед советом, сбросила одеяло и, виляя бедрами, поворачиваясь к присутствующим задом и наклоняясь, пробежала вокруг стола заседавших.
Пенсне одного из академиков чуть не треснуло от возросшего напряжения..
- Итак –субъект познания! –начал Кант, - Пэтти, садись, как сегодня… Ваше величество прошу на философский анализ. Король глухо скрипнул тяжелым креслом и вплотную подошел к сидящей на стуле и раскинувшей ноги Пэтти.
- Прошу,- продолжил Кант, - вы ведь императорское величество? Следовательно вы можете познать «вещь в себе» введя новое понятие – императив.
- А можно применить философский прием – от обратного? – смущаясь, спросил король.
- Пэтти встань на четвереньки…. Так лучше?
- Гораздо лучше.
- Итак вводим императив, скажите, Ваше Высочество, познали ли вы вещь в себе? Пэтти Помоги Королю… Пэтти глухо застонала, и начала накатывать на императив короля… Оба быстро задвигались, Пэтти буквально запрыгивала не давая выскользнуть императиву, вставала на ступни, то наоборот медленно, раскачиваясь терлась о его Величество. Парик Короля съехал, одна туфля богатейшего кроя куда-то отлетела, но король не отрываясь познавал «вещь в вебе» и, казалось был полностью поглощен этим действом.
- Постойте… - вмешался Кант, - когда вещь в себе познана необходимо перейти к сужению.
- Простите, уважаемый Иммануил, -, сказал кто-то из старичков за столом, дрожащим пальцем тыкая в лохматые страницы, -, но в трактате написано сужДение. И оно у вас тут Априорное.
- Это ошибка. Упри-орное сужение… Мда…, видите –ли, понятие образовалось, как бы попроще… то есть когда упираешься в сужение, неизменно следует крики и ор субъекта исследования.
Король вытащил императив и надавил на сужение, Пэтти вскрикнула, но впустила посыльного передовой философской мысли самого Короля в свое сужение. Или суждение, щас уже никто и не разберет. Король еще быстрее задергался, от чего Канту показалось что априорные суждения гораздо более ценны для исследований.

- И наконец, когда вы готовы сделать окончательный вывод, предлагаю трансцендентное познание. Именно так вербализуясь на языке, совершив долгий путь от понимания «вещи в себе», сквозь сужения мы переходим к трансцендентному, то есть «через зубы», «Транс дент» трансцендентному окончательному выводу.
Король быстро задвигал ягодицами, вытащил императив из сужения и вставил в рот готовой к наивысшей точки прорыва всего человеческого философского. Выводы последовали один за другим, при этом Пэтти каждый раз вздрагивала, часть из выводов не смогли сделать «Транс Дент», но остались на лице юного субъекта философского исследования.
В неловкой тишине, Пэтти пальцем дособирала выводы, превратила их в трансцендентные.
- Ну что ж! – Король застегнул украшенный богатыми камнями ремень. Теория Канта верна. Именем Короля приказываю отдать трактат Иммануила Канта в печать !
- Да, и названьице подходящее подобралось… - Иммануил, чопрно задрал голову,- Пусть будет не критика трезвого образа», а «Критика чистого разума»? Полностью отвечает всем заложенным в нем научным, если так сказать изобретениям и понятиям… Сколько труда вложено…
- Именно так! В печать!
Кант поклонился несколько раз и только сейчас увидел несчастную, покрасневшую Брунгильду, сидевшую на отдельном стуле. Она прикрывалась огромным веером, причем махала им быстрее чем это было необходимо. Вторая рука видна не была, но судя по периодически закатывающимся глазам, Брунгильда занималась самоучением только что утвержденной Королем Прусским Фридрихом новейшей философской теории, к сожалению попавшей в печать с небольшими опечатками и ошибками.
Кант был чрезвычайно доволен.
- Философия- наука наук! Сказал он, - ибо только она приветствует и восхваляет самопознание! Брунгильда уже отбросила веер и, без стеснения, работая рукой, достаточно далеко продвинулась в познании «вещи в себе».
- А потомки, разберутся, что к чему, и разовьют и усовершенствуют мою теорию!- закончил Кант, махнул Баху, и старые друзья покинули зал заседаний академического королевского совета под жидкие аплодисменты, обливающихся потом самопознания престарелых членов.

Вся правда об этой стране

приобретайте отечственый автопром

типа лозунг

о, бля! антигравитация, бля!

http://www.yaplakal.com/forum2/topic241171.html

Свиным гриппом навеяло
Пациент в Зимбабве: Доктор, у меня отваливаются уши.

Врач в Зимбабве: Да это какая-то хуйня! А что вы делали?

Пациент: Ебал гусей.

Доктор: Так у вас гусиная хуйня!

Пациент: Спасибо, доктор! (умирает)

Доктор (записывает в журнал): Пациент умер от гусиной хуйни.

Пресс-служба минздрава Зимбабве: За прошедшую неделю в Зимбабве умерло две с половиной тысячи человек от голода, пять тысяч четыреста от отравления протухшими бананами  и один человек от гусиной хуйни.

Журналист (записывает): Гусиная хуйня вошла в список трех главных причин смертности в Зимбабве.

Новостное агентство: В Зимбабве участились случаи заболевания неизлечимой гусиной хуйней.

Телеканал: Неизвестное ранее заболевание гусиной хуйней выкашивает население Зимбабве. Министерство здравоохранения Зимбабве призывает не паниковать.

Научное светило А: Да, гусиная хуйня не известна науке и в этом ее главная угроза.

Авиакомпания Конго Эйр: Мы прекращаем все полеты в  Зимбабве до разрешения эпидемии гусиной хуйни.

Научное светило Б: Власти скрывают! На самом деле гусиная хуйня уже проникла в Европу - в Амстердаме видели чихающего негра с гусем под мышкой.

Пресса (публикует фотографии гусей): Гагакающие убийцы рядом!

Политик: Для борьбы охватившей мир эпидемией гусиной хуйни крайне необходимо истребить всех гусей.

Милиция (козыряет): Будет сделано.

Владельцы гусиных ферм: Да вы что, охуели? (Красиво дерутся с милицией под щелканье вспышек прессы)

Пресса: Заговор владельцев гусиных ферм угрожает национальной безопасности!

Министр здравоохранения Монголии: Для спасения страны от эпидемии гусиной хуйни, которая вплотную подобралась к нашим границам, нам крайне необходимо выделить сто миллионов долларов на переоснащение лаборатории по борьбе с утиной хуйней.

Премьер-министр Монголии: Да вы охуели!

Президент Монголии: Премьер-министр слишком погрязла в финансовых махинациях, договорах с Китаем о поставках хлеба и нагло игнорирует реальную угрозу населению свободолюбивой Монголии!

Бывший премьер-министр Монголии: Наша партия срочно требует спасти население от вируса гусиной хуйни. Ну или по крайней мере население восточной Монголии.

Кандидат в президенты Монголии: Единственный способ спасти страну - прекратить отношения с загнивающим западом, откуда пошла гусиная хуйня, а вместо этого уплотнить сотрудничество с Китаем и войти в его состав на правах автономии. Китай нас спасет!

Избиратели Монголии: Да вы охуели!

Я так подозреваю, что продолжение следует.

Гыгыгы, случайно узнал, что название древнеримского поселения в Британии на месте нынешнего Йорка - Eburacum.

В русскоязычных источниках его стыдливо, можно даже сказать ханжески, называют "Эборакум".

Интересно, а как он в натуре на латыни читается?

искал в инете информацию о Белозерске, а нарвался на статью про своего батю
http://seredina77.livejournal.com/19895.html

однако

Где-где?
Ушли на покупку колеса для феррари сына одного из чиновников, который их спиздил 

31 декабря 1979 года – за пять минут до наступления Нового, 1980-го года, советский народ с Новым Годом поздравил лично Генеральный секретарь ЦК КПСС, Председатель Президиума Верховного Совета СССР Леонид Ильич Брежнев. Это было немного необычно – последние несколько лет поздравления от его имени читал диктор Центрального телевидения Игорь Кириллов.

Поначалу ничего странного, однако, в поздравлении не было. Леонид Ильич упомянул о том, что Советский Союз оказал братскую интернациональную помощь Демократической Республике Афганистан, отчитался об успехах Союза за прошлый год в промышленности, сельском хозяйстве и культуре. Сказал о том, что Москва будет встречать в будущем году Олимпийские игры.

Когда до наступления 1980-го года осталась всего одна минута, Леонид Ильич посмотрел с экрана на многомиллионный советский народ, сидевший за празднично накрытыми столами у телевизоров и сказал:
- Как вы помните, товарищи, на 22-м съезде наша партия приняла программу построения основ коммунистического общества и пообещала, что нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме. Не скрою, многие считали, что это обещание невыполнимо. Но мы, коммунисты, привыкли отвечать за сказанное. И выполнять обещанное. Так нас учил Владимир Ильич Ленин, так мы и живем. Я хочу вас обрадовать, дорогие товарищи…

Леонид Ильич сделал паузу, откашлялся:
- С 1 января Нового, 1980-го года, наша страна переходит к коммунизму. Поздравляю вас, товарищи. Сразу после новогодних праздников Центральный комитет обратится в Верховный совет СССР с предложением о переименовании нашей страны в Союз Советских Коммунистических Республик. Ну а пока - с Новым Годом, дорогие товарищи!

От Львова до Владивостока, от полярных станций на Новой Земле до города Кушка на юге в стране наступила тишина. По телевизору играл гимн Советского Союза, но миллионы людей сидели неподвижно у своих телевизоров, забыв даже открыть бутылки «Советского шампанского». И, если бы эту тишину можно было бы перевести на русский язык, перевод был бы очень кратким: «ЭТО КАК?!»

4 января 1980 года.
США, штат Виржиния, штаб-квартира ЦРУ в Лэнгли.

- Давно не виделись, Джек! – сказал замдиректора ЦРУ, поднимаясь из-за стола и протягивая руку Джеку Вайнстоку, вошедшему в его роскошный кабинет.
- Давненько, - согласился Вайнсток. – А ты неплохо устроился, Билл.
- Конгресс пока не обижает. Как у тебя с женой?
- С Айрис? Ну, она решила оставить мне после развода только библиотеку. И кота Джона. Ее адвокаты роют носом землю.
- Сочувствую. Ну, и мне тут недолго осталось. Новый президент, новые люди.
- И что собираешься делать?
- Отдыхать. Сначала эта история с Ираном, потом Афганистан, теперь вот русские эти… с ума сошли.
- Да, я уже слышал.
- Собственно, Джек, я тебя за этим и пригласил.
Оба сели в кожаные кресла у окна, замдиректора предложил Вайнстоку контрабандную кубинскую сигару, сам тоже закурил.
- Что ты обо всем этом думаешь?
- О чем? – решил уточнить Вайнсток.
- О коммунизме в России.
- Бред какой-то. У русских последние несколько лет трудности с обеспечением страны продовольствием, огромные проблемы с потребительскими товарами. Какая-то авантюра… или…
- Или?
- Или неясная нам игра. Возможно, начинается некая политическая компания – связанная со сменой руководства. Одновременно – русские войска в Афганистане. Может, какая-то связь есть тут. Возможно, они готовятся войти в Иран? Но сейчас еще рано говорить – необходимо ознакомиться с информацией оттуда.
- Да, - сказал замдиректора. – Знаешь, Джек, вот тут как раз и проблема.
- Какая?
- Все дальнейшее – закрытая информация, – предупредил замдиректора. – В Лэнгли и Госдепе с 1-го января работают кризисные команды, которые отслеживают информацию из России. От наших дипломатов, от разведок, перехваты радио- и телепередач, прослушивания открытых и закрытых телефонных каналов – ну, как полагается.
- И?
- Все как обычно.
- В смысле?
- Никаких изменений.
Вайнсток нахмурился.
- Подожди, что за ерунда. Брежнев четыре дня назад объявил, что русские построили коммунизм, с первого января у них отменили деньги, перешли к прямому распределению всех потребительских товаров – и никаких изменений?
Замдиректора словно обрадовался и даже хлопнул себя ладонями по коленям.
- Ты понял! Именно так. Ни разгромленных магазинов, ни волнений, ни демонстраций владельцев счетов в их сберегательных кассах. Ничего. Тишина.
- А наше посольство в Москве что говорит?
- 1-го января у них все магазины были закрыты, кроме продуктовых. Там раздавали брошюры – вот эти. Их напечатали несколько десятков миллионов штук. В каких-то тайных типографиях КГБ.
Замдиректора передал Джеку очень тонкую книжечку в мягкой обложке, на которой кириллицей было написано:

«МЫ ЖИВЕМ ПРИ КОММУНИЗМЕ!»

- Прислано из России специальным самолетом. Всю ночь переводили, копия уже у президента.
- И что там?
- Ну, ты русский знаешь, полистай.
Вайнсток полистал.
«… отмена денег… все продукты, товары и услуги распределяются согласно потребностям…от каждого по способностям, каждому по потребностям… исполнилась мечта человечества».
- Потребностям? – задумчиво сказал Вайнсток. – Бред какой-то.
- Да. У нас сейчас в Лэнгли самый популярный анекдот: Россия, продуктовый магазин, на дверях объявление: «Сегодня потребности в колбасе нет».
Джек этот анекдот слышал раньше, но не мог не улыбнуться.
- Непонятно все это.
- Непонятно, - согласился замдиректора ЦРУ. – И именно поэтому я тебя сюда и пригласил. Джек, ты один из лучших специалистов по России, ты работал с нами еще со времен Кубинского кризиса – и мы хотим, чтобы ты отправился туда и на месте разобрался, что же, черт возьми, происходит в этой чертовой России!
И замдиректора со злостью воткнул сигару в пепельницу.

14 января 1980 года.
США, Нью-Йорк, международный аэропорт имени Джона Ф. Кеннеди.

Джек подошел к стойке, над которой было написано: ”AEROFLOT. USCR”
Стоящая за стойкой девушка приветливо улыбнулась, сказала, с легким акцентом:
- Привет! Могу я Вам чем-то помочь?
- Да. Я хочу купить билет в Москву.
На стойке Джек заметил объявление на русском и английском: «Гражданам Союза Советских Коммунистических Республик билеты «Аэрофлота» выдаются бесплатно. Для граждан других государств – согласно прайс-листу».
- Как вы, работающие в США, относитесь к этому? - вежливо спросил Джек по-русски у девушки, изучавшей его визу (сделанную в невероятной спешке) и другие документы.
Сотрудница "Аэрофлота" посмотрела на Джека, Джек показал рукой на объявление.
- А, вы про коммунизм. Ну конечно, здорово. Я еще в Союзе не была, но девчонки, которые прилетают оттуда, говорят, что все стало так классно, так... - cool, как у вас тут говорят. Людей словно подменили. У всех отличное настроение, никто не ругается. Просто праздник какой-то. Я жду не дождусь, когда можно будет слетать домой.
- А вам не обидно – ведь, наверное, раньше это было так престижно – работать в Америке?
- Раньше – да, - сказал девушка, набирая что-то на клавиатуре.- А теперь нет. Теперь у нас лучше. Коммунизм ведь, не хухры-мухры!

2 февраля 1980 года.
Москва.

Диссидент и правозащитник Валерия Ильинична Стародворская ела икру. Слово «ела» явно не соответствовало тому, что она делала – икру она запихивала себе в рот, с трудом, отчаянно, со слезами на глазах. С усилием глотала и потом снова отправляла столовой ложкой икру из большого тазика в рот.

Джек Вайнсток смотрел на нее с состраданием. Одновременно с поеданием икры диссидент и правозащитник говорила.

- Я беру в их магазинах каждый день килограмм икры. Я бы брала больше – но мне не съесть.
Валерия Ильинична сидела попой на телевизоре. Телевизоров в ее небольшой квартире в центре Москвы было много – некоторые распечатаны, некоторые в коробках. На коробках лежали шубы. Тоже много.
- Если хотя бы миллион москвичей будет брать себе по телевизору каждый день – и по килограмму икры, их чертов коммунизм рухнет. Потому что они не могут и не способны дать людям товары и еду без карточек или ограничений. Я каждое утро стою у магазина с плакатом: «Берите черную икру!»
- И? – спросил Джек.
Стародворская с усилием глотнула, потом рыгнула. Часть икринок вылетело из ее рта.
- Простите! – И продолжила. – Не берут! Эти зомбированные коммунистами идиоты идут мимо!
- Что, вообще не берут икру?
- Некоторые берут. Сто грамм. Для детей, или на день рождения.
- А почему так происходит, как вы думаете, Валерия Ильинична?
Диссидент перестала есть, отдышалась.
- Я думаю, что коммунисты облучили всю страну. Какое-то секретное оружие. Которое превращает людей в зомби. Поэтому они ограничивают свои потребности до минимума. Другого объяснения я не вижу.
- А на вас это излучение не действует?
- Нет! – гордо сказала Стародворская. – У меня иммунитет.
- А еще у кого-то есть иммунитет? – спросил Вайнсток.
- Был у Сережи Ковалева. Он тоже набрал себе в первый день этого проклятого коммунизма много цветных телевизоров, и шесть машин. И две стиралки «Вятка-автомат».
- Шесть машин? – поднял брови Джек. – Куда же столько?
- Чтобы доказать, что ихний коммунизм – это фикция. Да. А на следующий день я пришла к нему – а он носит телевизоры обратно. Пешком.
- А почему не на машине?
- А у него и прав нет. И машины он сдал обратно. Излучение на него подействовало.
- И что с ним теперь?
- Уехал в Сибирь – преподавать биологию в сельской школе. Его иммунитет против коммунистического излучения не выдержал.
- И больше никого? Как вы?
- Да! – сказала Валерия Ильинична и на ее глазах показались слезы. – Я осталась одна. Даже братья по борьбе на Украине и в Грузии – и те зомбированы. Даже крымские татары и прибалты. Академик Сахаров с женой уехали в Америку – от невозможности смотреть на то, что коммунисты сделали с народом. Но пока я жива – я буду здесь и я буду есть их гадкий балык, их черную икру, их сервелат – по другому я с ними бороться не могу. Когда-нибудь ко мне присоединятся другие – и мы сожрем их проклятый коммунизм.
Она набрала новую ложку икры и запихала ее в рот, борясь с рвотным рефлексом.
- За нашу и вашу свободу! – сказала Валерия Ильинична с набитым ртом.

3 февраля 1980 года.
Москва, магазин «Автолюбитель».

Джек и его сосед по гостинице «Россия», корреспондент финской газеты «Вапаа Сана» Сакари Хелми, стояли около магазина, где продавались советские машины и ждали покупателей. Покупателей не было. Простояли они так с самого открытия магазина, и, если бы не фляжка кофе, в который финн твердой рукой влил коньяк, купленный накануне в валютном баре для иностранцев, оба уже замерзли бы.

- Джек, пошли в магазин, поговорим хотя бы с продавцами, - наконец сдался финн.

Молодой человек, он же продавец – если так еще назывались работники магазинов в стране, где торговля была отменена - радостно бросился к вошедшим, но, с порога прочитав их инаковость, то есть непринадлежность к гражданам коммунистического государства, тут же увял.

- Иностранцам автомобили только продаются – и только за валюту, – грустно сказал продавец.
- Мы не будет покупать машину, позвольте задать вам несколько вопросов, - попросил Джек.
Молодой человек любезно позволил.
Выяснилось, что в день «уходят» две-три машины «Жигули», столько же «Москвичей». Хуже всего ситуация с «Волгами» - за две недели не ушла ни одна машины, а между тем с завода ожидаются еще три машины. Поэтому продавцы отогнали имеющие машины в соседнюю школу и детский дом.
Джек пытался выспросить у продавца, что будет, если все машины разберут, так сказать, а потом придет человек за машиной, но магазин будет пуст.
- С завода придут еще машины, - уверенно сказал молодой человек.
- А если и их разберут?
- Привезут еще, - недоуменно пожал плечами продавец.

В этот момент в магазин вошел посетитель. Теперь уже безусловный абориген. Молодой человек бросился к нему. Посетитель – мужчина средних лет в шляпе – чувствовал себя крайне неуверенно.
- Понимаете, - сказал он продавцу.- У меня дача – в Подмосковье – а жена не очень здорова, ей на электричке неудобно ездить, ну вот я и думаю, взять может быть машину.
- Конечно! – сказал продавец. – Это именно то, что вам и необходимо – учитывая здоровье вашей супруги.
Мужчина замялся:
- Я все-таки не очень уверен.… Вдруг кому-то машина нужна сильнее, чем мне?
- Не беспокойтесь. Вы вполне можете взять машину!
- А я слышал, еще не у всех ветеранов войны есть машины, - неуверенно сказал мужчина.
- Этот вопрос уже решается, - сказал продавец. – Сегодня в «Правде» статья про это. В стране образовывается излишек валюты – с буржуями мы ведь торгуем как и прежде – и поэтому принято решение закупать для ветеранов Великой Отечественной «Мерседесы» из ФРГ. Это даже символично будет – чтобы наши ветераны ездили на немецких автомобилях.
- Да? – спросил мужчина. – Здорово как придумано. Но… - он снова помялся. – Вот еще. Многодетные семьи. Многим трудно без машин – а вдруг кто-то нуждается больше меня?
- Работники нашего магазина составляют список всех многодетных семей, которым могут пригодиться машины. Так что будьте уверены – они без машин не останутся.
- Ну, хорошо, - сказал мужчина. – А что у вас есть сейчас?
Продавец просто расцвел и уверенным, профессиональным голосом, начал перечислять:
- В данный момент у нас представлены для потребителей следующие машины советского автопрома…

Джек посмотрел на финна – тоже хорошо понимающего русский. Финн стоял с открытым ртом и смотрел на происходящее с таким видом, словно он только что стал свидетелем схода с небес на землю ангелов Господних.

4 февраля 1980 года.
Москва. Комплекс посольства США.

Собраться решили в Оперативной комнате посольства, которую называли еще Черным Ящиком. Это помещение имело абсолютную защиту от любых технических средств прослушивания, существующих в арсенале спецслужб – и, уж естественно, в арсенале КГБ.
Присутствовали сам посол, атташе по культуре – он же резидент ЦРУ, военный атташе и Джек Вайнсток.
Посол разлил виски, жестом предложил присутствующим. Все охотно взяли стаканы.
- Итак, Джек, что скажешь? – спросил посол.
Вайнсток замялся.
- Честно говоря, похвастаться нечем. Я понимаю ровно столько же, сколько до приезда сюда.
Остальные переглянулись. На лице резидента ЦРУ проступило отчаяние.
- Это какой-то адский заговор, вот что я вам скажу.
Посол с иронией посмотрел на него.
- Мне так и сообщить в Госдеп? Адский заговор?
- Да, - упрямо сказал атташе. – Именно так. Я получил информацию от нашего крота в КГБ. Это было его последнее сообщение – больше он на связь с нами не выходил. Как и все другие агенты. Так вот…
Резидент открыл папку, просмотрел несколько листов.
- Согласно этому сообщению, в прошлом году шифровальщики КГБ раскололи так называемый шифр Бокия.
- Кто это? – спросил военный атташе.
- Руководитель спецотдела ГПУ – предшественника КГБ. Этот отдел занимался многим, в том числе исследованием паранормальных явлений в 20-е - 30-е годы. Сам Бокий расстрелян во время сталинских чисток в 37-м году. Так вот, согласно сообщению моего агента, в тетрадях Бокия – которые КГБ смог прочесть только несколько лет назад, - была описана техника управления человеческим сознанием с помощью специальных кодов. Нечто вроде нейролингвистического программирования.
Посол скептически посмотрел на резидента.
- Ну и как КГБ сумел запрограммировать все 266 миллионов советских?
- Используя комплексные методы! – упрямо сказал резидент. – Телевидение, радио, газеты. Были внедрены психолингвистические команды, которые и превратили русских в зомби.
- АНБ проанализировало все информационные потоки. Никаких отклонений или скрытых вложенных кодов найдено не было, - сказал военный атташе.
- Значит, они спрятаны слишком глубоко, - настаивал резидент.
- А почему они не действуют на нас? –спросил Джек.
- Мы не русские.
- Эстонцы тоже не русские. И латыши. И литовцы. Тем не менее у них все то же самое, что и в Москве и в Ленинграде и в Свердловске. Люди живут, ходят на работу, на которой им не платят деньги, после работы посещают в магазины, где все бесплатно. И всем всего хватает. Потому что люди ограничили свое потребление до минимума. Кстати…
Посол открыл свою папку.
- Вот статья в одной провинциальной газете – «Камышинская правда» - за прошлую неделю. Мне перевели аналитики посольства. В ней сообщается, что в одном из магазинов города некоему покупателю не хватило полкило колбасы. И, внимание: военными самолетами в город Камышин на следующий были доставлены сто тонн колбасы с Украины. Руководитель городской торговли получил партийный выговор.
Посол закрыл папку.
- Чертовщина какая-то. Так не бывает.
На него было жалко смотреть.
- Я думаю, пришельцы, - сказал военный атташе.
- Что? – поднял брови посол.
- Русские вели с 60-х годов обширную программу по поиску внеземных цивилизаций. Возможно, они вступили в контакт с какой-нибудь цивилизацией – и овладели технологией управления массовым сознанием с помощью неизвестных нам, нашей западной науке, излучений. Или вступили в контакт с каким-нибудь экипажем НЛО. Говорят, в Сибири их ПВО сбило летающую тарелку…
Посол вздохнул.
- Зомбирование ГПУ, пришельцы, НЛО. Это мне говорить президенту?

10 февраля 1980 года.
Грузия, город Гори.

- Заходите в дом, дорогие гости! Стол накрыт, мясо прямо с огня, вино прямо из бочки!
Американские телевизионщики вошли в дом. Хозяин – в хорошем костюме, белой рубашке и галстуке – несмотря на тело в доме – указал им на стол. Стол напоминал какую-нибудь картину поздних голландцев – заставленный огромными бутылями с вином, блюдами с фруктами, мясом, еще испускавшим дым. Вокруг стола суетились женщины в черных платьях.
- Садитесь, дорогие американцы, кушать будем, говорить будем.
Расселись, телевизионщики включили свои камеры, Джек – выступавший как переводчик, включил еще и свой диктофон.
Трапеза, однако, затянулась – женщины все время ставили на стол новые тарелки, а хозяин только успевал произносить новые и новые тосты за дружбу народов, за мир во всем мире, за Америку, Грузию и СССР. После здравицы в честь славного Политбюро КПСС и лично товарища Брежнева Джек сумел вставить вопрос:
- А как лично вы, дорогой Михаил, относитесь к коммунизму?
- Слушай, хорошо отношусь. Как можно плохо относится, да? Столько лет строили, столько старались. Войну какую вынесли, да, Гитлера разбили. И построили коммунизм, всем теперь хорошо, все бесплатно, все по потребности, да. Хорошо теперь живем, горя не знаем, все завидуют!
- Михаил, а это правда, что вы были раньше вором в законе? – спросил Джек.
Грузин помолчал.
- Дорогой, зачем плохое вспоминаешь, да? Был вором, но когда это было? Когда коммунизма не было. Родимые пятна, капитализма, да. Потому что социализм - это как предбанник у коммунизма. С улицы еще холодом веет. Даже снег может намести. Да. Вот я и был таким родимым пятном, да. Но сейчас, когда коммунизм стал, нет больше Мишки Грузинского, вот. Есть Михаил Георгиевич Кантарашвили, гражданин великого коммунистического Союза. Понимаешь?
- Ну а не тянет - на прошлое, на преступную дорогу?
- Слушай, зачем обижаешь, да? Какая преступная дорога, дорогой. Не был бы американцем – из отсталой Америки – я бы обиделся, да. Но я не обижаюсь – потому что ты гость, я хозяин. Какая преступная дорога может быть, когда коммунизм? Все люди равны, все братья, работай честно, виноград расти, барашков корми, людям на радость вино делай. Зачем преступная дорога, зачем воровать и красть? Да и денег нет, понимаешь?
Джек хотел еще что-то спросить, но хозяин явно потерял терпение, встал, взял из рук женщины рог с вином.
- Давайте выпьем за товарища Сталина, Иосифа Виссарионовича, который родился в этом городе. Говорят, не жалел он ни своих, ни врагов. Всякое было. Но - не было бы без него всего этого – чего так ждали и за что умирали люди. И потому – за великого Сталина!
И приложился к изогнутому рогу.

26 февраля 1980 года.
Москва, площадь Ногина, 4, здание Центрального комитета КПСС.

Конференц-зал был набит битком. Софиты, камеры ведущих телевизионных каналов, сотни микрофонов, облепивших стол, за которым стояли пока еще пустые стулья с высокими спинками.

- Товарищи, дамы и господа, пресс-конференция члена Политбюро ЦК КПСС, секретаря ЦК КПСС Михаила Андреевича Суслова объявляется открытой, - на хорошем английском, французском и немецком сказал в микрофон человек, которого Джек без колебаний назвал бы apparatchik.

Сразу после этих слов сам Суслов появился откуда-то из боковой двери. Сел за стол. Вайнсток не успел заметить, были ли на ногах у секретаря по идеологии пресловутые галоши, с которыми, как утверждали остряки из дипкорпуса, старик не разлучался.

- Позвольте огласить некоторые предварительные итоги, которых наша страна достигла после вступления в коммунистическую формацию, - сухим старческим голосом сказал Суслов.
Читал он по бумажке, с трудом. Речь изобиловала цифрами и процентами – на столько-то процентов возросла производительность труда, на столько-то процентов уменьшился брак на производстве и потери в сельском хозяйстве.
Наконец, дочитав свою речь, Суслов снял очки и, оглядев своими блеклыми глазами зал, сказал:
- Можете задавать вопросы.
Вопросы сыпались один за другим, помощники Суслова с огромным трудом справлялись с их потоком.
- Правда ли, что весной в «Полтииздате» будут изданы книги Солженицына?
- Правда.
- А вы не боитесь, что это приведет к кризису в советском обществе?
Суслов недоуменно посмотрел на корреспондента:
- А почему это должно вызвать кризис? Солженицын – наш враг, наследник белогвардейцев и власовцев, разбитых советским народом. История показала, на чьей стороне правда, поэтому мы относимся к книгам этого господина не более чем как к историческому курьезу. Я даже не думаю, что найдется много желающих читать эту макулатуру, но в условиях коммунистического общества не может быть запретов на информацию – поэтому мы выделили бумагу и для пробного тиража произведений этого автора. Хотя бумаги немного жалко, ее можно было бы использовать и для более полезной литературы.
- Правда ли, что создана комиссия ЦК по вопросам истории партии?
- Да, - сказал Суслов. – Теперь, после победы коммунизма, мы решили открыть все без исключения архивы и рассказать народу про все, в том числе и про трагические моменты нашей истории – для того, чтобы советские люди знали, как труден был наш путь к коммунизму.
- Правда ли, что людей гипнотизируют, чтобы они не брали в магазинах лишних продуктов и товаров?
Суслов усмехнулся.
- Сразу видно, что этот вопрос задал представитель газеты из капиталистической страны. Советские люди – не потребители, думающие только о том, как бы больше съесть и как бы притащить в свой дом больше вещей. Советские люди – это люди, которые ставят в жизни совсем другие цели – образование, культура, наука, спорт, семья. И для нас, для коммунистической партии гораздо более сложная задача – обеспечить наш советский народ, советского человека именно этим, так сказать, товаром – библиотеками, спортзалами, планетариями, домами знаний. И здесь нам еще очень много работать.
- Почему 31 декабря 1979 года советские люди стояли в очередях за колбасой, и ее не хватало, а 2 января 1980 года колбаса лежит во всех магазинах – и ее хватает всем? Не кажется ли это странным? Что за два дня люди так изменились?
Вопрос задала француженка, сидевшая рядом с Вайнстоком.
Суслов повертел в руках свои очки, пожал плечами.
- Я бы мог вам долго рассказывать о диалектике, о законе перехода количества в качество. О том, как много было сделано, чтобы создать нового человека, человека эпохи коммунизма. Но я думаю, вам это не будет интересно. Поэтому скажу так – советский человек не просто вошел в новый исторический период, в новую, коммунистическую формацию. Он ее выстрадал, он ее построил. Этот путь был нелегким, и мы, наша партия, иногда делали огромные ошибки. Но народ верил нам даже в самые трудные дни, а мы, партия, верили в наш народ. И, как оказалось, мы в нем не ошиблись. Что еще раз подтверждает единство советского народа и его коммунистической партии - теперь уже в новую, коммунистическую эпоху!
Француженка села на свое место, что-то записала в блокнот. Зло пробормотала Джеку:
- Merde! Старый плут. Наговорил лозунгов, но так ничего и не объяснил.

15 марта 1980 года.
Москва, гостиница «Россия».

Вайнсток включил телевизор. С прошлой недели были добавлены американские каналы, при этом в двух вариантах – с переводом на русский и без перевода.

- …В Польше, в городе Гданьске, на судоверфи имени Ленина, вчера вечером началась забастовка, которая сегодня охватила уже весь город. Сегодня в Гданьске сформирован независимый профсоюз «Солидарность», руководитель которого, рабочий-электрик Лех Валенса, огласил во второй половине дня требования бастующих: «Отставка первого секретаря Польской объединенной рабочей партии Герека и начало переговоров с Москвой о вступлении Польши в Союз Советских Коммунистических Республик. Согласно поступающей информации, сегодня к забастовке примкнули предприятия в Катовице…

Вайнсток нашел в столе чистый лист бумаги. Написал:
«Заместителю начальника ЦРУ. Лично.
Дорогой Уильям!
Впервые я должен сказать тебе, что не просто не справился с твоей просьбой, - в конце концов, поражения у нас бывали и раньше, – но и нахожусь в полной растерянности. Потому что не знаю, что делать дальше. И я не понимаю, что происходит в России.
Так что можно считать, что моя миссия провалена. И я не смог найти ответы на поставленные вопросы...»
Вайнсток оторвался от письма.

По телевизору показывали длинную вереницу машин.
- …Армейские и полицейские части Восточной Германии, подавшей на прошлой неделе заявку на присоединение к Коммунистическому Союзу, приступили к демонтажу Берлинской стены. Одновременно с западной стороны смешанные строительные части союзников строят свою собственную стену, чтобы как-то воспрепятствовать гражданам Западного Берлина и ФРГ переходить в Восточную Германию. Как сообщают, за прошедшую ночь в ГДР перешло около десяти тысяч человек…

«Билл, и вот что. Можешь думать что угодно – что меня в Москве опоили дурманом, загипнотизировали, облучили (кстати, есть еще одна версия, что русские нашли чашу Святого Грааля, и этим объясняется все то, что происходит сейчас в этой стране; по моим подсчетом, это будет версия номер 201) – но я принял решение остаться в Москве. Мне предложена должность приглашенного профессора в Московском университете на факультете современной истории – а после открытия архивов КПСС и советских спецслужб Москва стала Меккой для любого человека, интересующегося советской историей. Дома меня ждет Айрис с ее прощелыгами-адвокатами, и возвращаться в Штаты нет никакого желания. А тут много интересной работы, совершенно фантастический эксперимент, равного которому не было и вряд ли когда-нибудь будет…»

Вайнсток погрыз ручку, усмехнулся и приписал:
«Да, и еще, Билл, тут действительно все бесплатно. Для тех, кто работает».

хуйте!